Часть V

Искусство воздействия на личность и коллектив

Глава 12. Ораторское искусство, культура речи

12.1. Искусство как высшая степень мастерства

Управление — это самое созидательное искусство, это искусство искусств, ибо это искусство создавать таланты.

Роберт Макнамара

Искусство — высокая, может быть, даже высшая степень умения, мастерства в любой сфере человеческой деятельности: в литературе, музыке, живописи, танце, архитектуре, но искусст­во человеческого общения — это особо сложная и весьма ответ­ственная сфера бытия. Слово имеет безграничную власть над чело­веком, над обществом. Лишь позже, в зрелые годы, мы начинаем понимать, что за словом должен стоять и поступок, дело... Но "в начале было Слово...", и слово, речь могут вдохновить, позвать на подвиг, а могут и убить. Вдумайтесь в проникновенные слова Иисуса Христа о добре, любви, терпимости, служении... Но вспомните и о речах вождей мирового пролетариата или борцов за чистоту арий­ской расы — сколько миллионов жизней уничтожено и искалече­но ими!

Многочисленные тесты, опросы, эксперименты доказали, что человека больше всего волнуют два вопроса: его здоровье и воп­рос о том, как разбираться в людях, как воздействовать на них, как руководить ими, их поступками? Интерес к своему здоровью понятен, и именно эту слабинку души человеческой так успешно эксплуатируют колдуны, шаманы, "народные целители" и экст­расенсы всех мастей. А вот с умением разбираться в людях дело обстоит сложнее, хотя на обладание этим искусством претендуют все! Что тут сложного? Мудро замечено, что любой человек не­много недоволен своей внешностью, но вполне удовлетворен своим умом. А раз человек умен, то оценить другого, посплетничать о нем — любимое и увлекательное занятие для развития аналити­ческих талантов, и этого достаточно для самоутверждения (cogito, ergo .sum — я мыслю, следовательно, я существую). Но проблема, увы, очень сложна, и понять человека, убедить его, повлиять на его поступки совсем непросто.

У руководителя любого ранга, который ежедневно, ежечасно общается с людьми, нет ничего, кроме Слова и знания принципов и методов искусства управления. Но это большая сила, если ты Мастер. Америка, да и весь мир были ошеломлены выводами Тех­нологического института Карнеги: если специалист в области про­мышленного производства достиг крупных успехов, то своими до­стижениями он обязан на 15% своим специальным знаниям, а на остальные 85% — своей способности руководить людьми, таланту руководителя, знанию человеческой природы. Итак, задача руководителя — создать такие условия, чтобы коллектив трудился с максимальной отдачей. Кажется, что самый простой и понятный способ — разумная система материального вознаграждения. Но оказывается, что действительные побуждения к труду, мотива­ция деятельности весьма сложны, а временами их трудно опреде­лить. Важно понять основные модели мотивации, т. е. способы по­буждения себя и других к деятельности для достижения личных целей (собственная мотивация) и для достижения целей организа­ции (корпоративная мотивация).

Не хотелось бы сужать рамки искусства управления только его утилитарными функциями — методы этого искусства одинако­во применимы для любых жизненных ситуаций: взаимоотношений в семье, выступлений на совещании или шутливых поздравлений на дне рождения друга, умения вести спор (а может быть, умения избежать его?), умения убедить сотрудника, и даже весь коллек­тив, отдавать работе максимум усилий или сказать девушке та­кие слова, что ее сердце дрогнет.

12.2. Ораторское искусство

Для интеллигентного человека дурно говорить должно бы считаться таким же неприличием, как не уметь читать и писать.

А. П. Чехов

"Поэтом рождаются, а оратором становятся" — эти слова Цицерона должны вдохновлять молодых менеджеров, слушающих с понятной завистью гладкую, логичную, хорошо аргументирован­ную речь своего старшего коллеги. Владение правилами устной речи, законами логики, умение говорить коротко и четко совер­шенно необходимы руководителю. Даже самый опытный оратор всегда готовится к публичному выступлению, продумывает его начало ("эффект первых фраз"), целевое содержание речи и ее окончание. Самые остроумные экспромты, оригинальные речевые находки, как правило, обдумываются в тиши кабинета. В основе ораторского искусства лежат принципы риторики: подбор аргу­ментов, их распределение в ходе логических доказательств, стиль и структура построения речи. Искусство красноречия, как и труд менеджера, обязано иметь в своей основе объективную и система­тизированную информацию, одним из критериев красноречия яв­ляется информационный аспект речи. Однако только информатив­ность публичного выступления не дает желаемого эффекта, необ­ходима еще и ее эмоциональная содержательность, что сближает позиции оратора и актера.

Руководитель, владеющий ораторским искусством, умеет пользоваться не только активной (моторной) речью, что составля­ет основу труда оратора в узкопрофессиональном понимании этого вида деятельности, но и пассивной (сенсорной) речью, т.е. облада­ет способностью воспринимать и оценивать аргументы своего оппо­нента. Докладчик, оратор также ощущают реакцию аудитории, но их речь, как правило, монолог, единое целое, редко прерыва­емое репликами. Руководитель же обычно ведет диалог, т.е. работает в интерактивном режиме, в постоянном общении с аудитори­ей. Речевой процесс в диалоге в психологическом отношении — единое целое: когда человек говорит, он одновременно слышит, понимает и реагирует на реплики и мимику собеседника.

Не устарели рекомендации оратору великого мастера слова древности Марка Туллия Цицерона. На основе его советов можно выстроить такой алгоритм выступления: определить цель и пере­чень аргументов, ведущих к цели; продумать метод подачи своих доводов (самые веские — в начало и в конец выступления, более слабые — в середину); с самого начала своей речи расположить к себе слушателей; кратко сформулировать спорную проблему; под­крепить свою позицию четкими доводами и опровергнуть мнение противника; эффектно завершить выступление, доказав абсурд­ность или слабость позиции противника.

Особое место в речевом общении занимает терапия слова, т.е. способность снять психологические барьеры, преодолеть скован­ность, уменьшить агрессивность, расслабить оппонента. В сущнос­ти этого метода лежат принципы гипноза, научные исследования которого были выполнены английским хирургом Дж. Бредом и пор­тугальским аббатом Фариа (его трагическая судьба положена в ос­нову одного из персонажей романа А. Дюма "Граф Монте-Кристо"). Метод эффективно применялся американским врачом-психиатром Милтоном Эриксоном и носит его имя. Тот, кто владеет терапией слова, получает важное преимущество в установлении необходимого взаимопонимания и воздействии на собеседника. Важным показателем ораторского искусства является словарный запас, хра­нящийся в памяти человека, — тезаурус личности. Тезаурус с древ­негреческого переводится как "сокровищница", и этот надежный сейф памяти организован удивительно целесообразно: информаци­онные файлы памяти мобилизуются посредством ассоциаций, что облегчает и ускоряет поиск нужного слова.

12.3. Античная и средневековая риторика,

современные тенденции ее развития

Не верь ничему, где бы ты это ни прочел и кто бы ни сказал это, не верь, даже если это сказал я, — если это не согласуется с твоим рассудком и чувством здравого смысла.

Будда (Сиддхартха)

Древняя Греция по справедливости считается родиной ора­торского искусства. "Царицей искусств" называли античные греки риторику, настолько сильным было ее влияние на решение госу­дарственных дел, на формирование общественного мнения. Еще в III в. до н. э. в Греции, а немного позже и в Риме стали формиро­ваться риторские школы, в которых молодежь, готовясь к госу­дарственной службе и общественной деятельности, изучала рито­рику, логику, правоведение, философию, историю и литературу. Античные риторы владели не только искусством убеждения, но и умели своей речью доставлять слушателям удовольствие смелой и оригинальной мыслью, призывали их к добру, справедливости, выполнению гражданского, патриотического долга.

Античная риторика была не только школой красноречия, высокого ораторского искусства, но и сложной системой, состоя­щей из основ философии, лингвистики, логики и поэтики. Высокое совершенство красноречия было достигнуто благодаря усилиям софистов, профессиональных ораторов и учителей философии и риторики. Софисты блестяще владели мастерством логических до­казательств, искусством спора, исследовали философские проблемы познания и старались сблизить философию с риторикой. Однако вскоре софистика в ущерб поиску искомой истины стала злоупот­реблять словесной виртуозностью, преднамеренно нарушая зако­ны логики. Софисты искусно использовали гибкость основных по­нятий, подменяли одно другим и стали культивировать "искусст­во" вводить в заблуждение, выдавая черное за белое.

Античная культура — одна из самых ярких, феноменальных и удивительных страниц мировой цивилизации. Люди уже сотни лет восхищаются шедеврами античной архитектуры; в залах Лув­ра, Британского музея, Эрмитажа мы часами в немом восхищении любуемся божественными произведениями скульптуры и живопи­си, до сих пор театр Эсхила, Софокла, Еврипида трогает наши сердца. Античное ораторское искусство украшают бессмертные имена Демосфена, Сократа, Платона, Демокрита, Аристотеля, Цицерона, Тацита — какое уникальное созвездие блистательных умов!

Вступив в новую эру, человечество стало постепенно забы­вать традиции античной риторики, но в V—VI вв. появилась новая духовная и общественная сила — христианство, а еще через сто­летие распространилась еще одна мировая религия — ислам. Хри­стианские и исламские проповедники дали новый импульс воз­рождению искусства красноречия и наполнили его новым содер­жанием. Монастыри, духовные семинарии и медресе (мусульман­ские высшие и средние школы) в Европе и Азии длительное вре­мя были практически единственными культурными центрами, хра­нителями древних рукописей, просветительскими и учебными орга­низациями. Религиозно-нравственная риторика способствовала укреплению и соблюдению моральных норм, проповедовала с амво­нов необходимость соблюдения основных догматов Церкви. Церков­ное проповедничество выдвинуло немало крупных богословских ораторов, среди которых особое место занимают Иоанн Златоуст (умер в 407 г.) — лучший византийский церковный оратор, и мо­нах-доминиканец Фома Аквинский (1225—1274), причисленный к лику святых и вошедший в историю западноевропейской философ­ской мысли как оригинальный интерпретатор учения Аристотеля, проповедовавший гармонию веры и разума. В 1879 г. философско-теологическая система Фомы Аквинского была официально про­возглашена единственно истинной философией католицизма.

Большим уважением пользовались мастера риторики в стра­нах мусульманского Востока. Восточное красноречие, призванное "смягчать сердца советами", за свою тысячелетнюю историю ста­ло глубоко профессиональным, хорошо ориентировалось в сфере правовых, религиозных и государственных отношений. Настоящий оратор должен уметь соревноваться в словесных спорах по любо­му поводу — так гласил один из законов восточного красноречия. Таким оратором был, например, судья Кози Ушани из Ферганы (XV—XVI вв.), автор трактата "Ключи слова", большой знаток человеческой психологии, умевший убеждать своих слушателей в любой ситуации и в споре по любому вопросу [11]. Прекрасными ораторами были и такие крупнейшие мыслители, как Ибн Сина, Шерозий, великий поэт и ученый XV в. Алишер Навои, в меджлисе которого изучались и развивались не только теологические, но и философские, нравственные проблемы.

Эпоха Возрождения дала миру бессмертную драматургию Шекспира и Лопе де Вега, романы Рабле и Сервантеса, сатиру Эразма Роттердамского, лирику Петрарки и Данте. Эти шедевры прозы и поэзии способствовали повышению культуры речи, разви­тию эстетического вкуса и стимулировали развитие ораторского стиля.

Французская революция выдвинула крупных политических деятелей и выдающихся ораторов, глашатаев свободы, равенства и братства. Жан-Поль Марат — "друг народа" и адвокат Максимильен Робеспьер были прекрасными ораторами, признанными три­бунами и весьма успешно призывали народ к безжалостному тер­рору против врагов революции.

Ораторское искусство в России гордится яркими представи­телями судебного красноречия: С. А. Адреевским, Н. П. Карабчевским, А. Ф. Кони, Ф. Н. Плевако, А. И. Урусовым. Речь судебного оратора особенно ответственна, так как его слова часто решают судьбу человека; его задача — убедительно и достоверно дока­зать виновность или невиновность подозреваемого.

Чему учили древние мыслители? Какие полезные рекомен­дации дали нам мастера ораторского искусства нового и новейше­го времени? Какими качествами должно обладать слово оратора, воспитателя, наставника, руководителя? В первую очередь, как мы уже говорили, речь должна быть содержательной, информа­тивно насыщенной, а проще говоря — умной. Что может быть более оскорбительным для слуха, терпения и разума, чем плавная, гладкая, сладкоголосая речь самовлюбленного дурака? О ду­раках и их неудержимой страсти произносить длинные речи с боль­шой иронией говорил еще великий Эразм Роттердамский в книге "Похвальное слово глупости". Далее, любая информация может быть полезной только в том случае, если она объективна и правди­ва. Нам, воспитанным в советское время, особо понятно это тре­бование к устному или печатному слову: ведь нам годами, посто­янно лгали, пичкали искаженными фактами и лживой, необъек­тивной их интерпретацией.

Важнейшую роль играют ясность и точность речи. Совсем не­просто найти слова адекватно, точно отражающие мысль. У писа­теля, поэта есть время на эти "муки слова", у говорящего — нет. Аморфность, вялость мысли, убогий лексикон, низкая общая куль­тура засоряют речь лишними, двусмысленными словами и выра­жениями. Послушайте внимательно, как отвечают на какой-либо вопрос телевизионного корреспондента наши политические лиде­ры и деятели культуры: "Э-э-э, видите ли..." Без этого обязательного "видите ли" или "знаете ли" не могут начинать говорить большинство деятелей культуры или артисты, претендующие на интеллигентность. Хороший совет современным "мастерам слова" да­вал античный римский учитель красноречия Квинтилиан: "Говори так, чтобы тебя нельзя было не понять".

Выступление должно быть кратким, ведь важно не только завоевать внимание слушателей, но и удержать его. Если выступ­ление будет интересным, то оно не покажется длинным, и поэто­му краткость — это умение убрать все лишнее, второстепенное. Как тут не вспомнить многочасовые речи по поводу "историческо­го залпа "Авроры" или "праздники большого говорения" в Гаване! Говорить и писать кратко — большое мастерство, французский ученый и философ Блез Паскаль отметил этот парадокс в своем "Письме провинциалу": "Я написал длинное письмо, потому что у меня не было времени, чтобы написать короткое".

Эмоциональность речи способна волновать души и внушать желаемое настроение. Опытный оратор широко применяет эмоци­ональные голосовые модуляции — от вкрадчивости и мягкости до страстной пламенности. В "Правилах высшего красноречия" (1844 г.) крупный государственный деятель и прекрасный оратор М. М. Сперанский говорил: "Под страстным в слове я разумею сии места, где сердце оратора говорит сердцу слушателей, где вооб­ражение воспламеняется воображением, где восторг рождается восторгом... Оратор должен быть сам пронзен страстью, когда хо­чет ее родить в слушателе". Важно не только думать о смысле каждой произносимой фразы, но и чувствовать, иногда и пережи­вать ее. В устной речи мысли и слова рождаются и звучат практи­чески одновременно. Но излишний пафос, срывающийся на крик, характерный, судя по отзывам и кинокадрам, для "бесноватого фюрера", свидетельствует о дурном вкусе и амбициозности. Такой оратор, по словам Цицерона, покажется слушателям "бесноватым среди здоровых и чуть ли не вакхантом, хмельным среди трезвых".

Да, красноречие — высокий вид искусства, требующий та­ланта и большой работы. Но не правы те, кто безвольно отказыва­ется от попыток овладеть искусством слова, не стремится работать над своим словом: "У меня, мол, нет способностей, и внешность не та, и дикция плохая..." Но вот знаменитый эпизод из истории су­дебного красноречия России, одна из блистательных ее страниц. Обвиняемый в краже священник пойман с поличным и признал свою вину. Защищает его в суде сын скромного таможенного чиновника и неграмотной казачки киргизского происхождения. Современники вспоминали, что "его скуластое, угловатое лицо калмыцкого типа с широко расставленными глазами, с непослушными прядями длинных темных волос можно было бы назвать безоб­разным, если бы его не освещала внутренняя красота... Его движе­ния были подчас неловки, неладно сидел на нем адвокатский фрак, а пришептывание могло портить впечатление от его речи". Адво­кат медленно поднялся, бледный, взволнованный и произнес все­го только несколько фраз, закончив свою речь так: "Перед вами сидит человек, который тридцать лет отпускал вам на исповеди грехи ваши. Теперь он ждет от вас: отпустите ли вы ему его грехи". Суд присяжных оправдал подсудимого, а защищал его великий адвокат Ф. Н. Плевако, о котором в 1908 г. журнал "Право" сказал, что если Пушкин — гений в поэзии, то Плевако — гений в ора­торском искусстве. Каждый должен верить в себя, работать над собой и обязан знать, что сказать и как это сказать.

12.4. Проблемы и формы делового общения

Человеческая сущность определяется только в общении, в единстве человека с человеком, в единстве, опирающемся на реальность различия между Я и Ты.

Л. Фейербах

Обмен информацией между людьми, установление коммуни­кационных связей — сложный и ответственный процесс. Это не только путь сообщения или форма связи (транспортные коммуни­кации, радио, телевидение, почта, телеграф, Интернет), но и об­щение — специфическая форма взаимодействия людей в процессе их трудовой и социальной деятельности. Коммуникация определя­ется как процесс передачи и приема информационного, эмоционального или интеллектуального содержания. Оптимизация форм социальных коммуникаций направлена на достижение взаимопо­нимания между людьми, выявление общих интересов, более пол­ный обмен информацией. Человеческое общение определяет нрав­ственный климат коллектива, его психологическую устойчивость, динамику его сплочения или разобщения, взаимодействие между Я и Ты. Жизнь большого города способствует интенсивности кон­тактов, но также и сокращению традиционных сфер общения. Только 9% контактов устанавливается на основе соседства, в то время как на работе и учебе более 38%.

К вам подошел человек и сказал: "Здрасте". Все. Достаточно. Ваш сверхмощный внутренний компьютер с удивительной скорос­тью, педантичностью и скрупулезностью по сотням параметров мгновенно дал оценку этому человеку и подготовил вас к сложному и ответственному акту общения. Не только Шерлок Холмс, но и любой профессионал, специалист в деликатном искусстве управ­ления может рассказать много интересного о только что увиден­ном человеке — о его культуре, профессии, образовании, при­вычках, о его достоинствах, слабостях и пороках. Эти основополагающие для установления контактов с партнером оценки будут, естественно, уточнены позже, иногда даже весьма существенно, но общая стратегия общения уже выработана и очень важно не ошибиться в своих оценках, обеспечить возможно более полное интеллектуальное и эмоциональное взаимопонимание.

Логические методы, с помощью которых человек формирует свои умозаключения, можно разграничить на индуктивные (от частного к общему) и дедуктивные (от общего к частному, к конк­ретному выводу). Применяя любой из этих методов, можно с раз­личной точностью и вероятностью получить оценку изучаемого явления и принять необходимое решение. Методы индукции позво­ляют обобщить информацию, сравнить отдельные факты, отбро­сить нетипичные и определить сходство, общую тенденцию разви­тия изучаемого процесса. Математическим аппаратом индукции являются многочисленные методы математической статистики (ме­тод наименьших квадратов, корреляции и т.д.) и теории вероятно­стей — науки о массовых случайных событиях. Исследователю важ­ны не индивидуальные, а наиболее общие свойства, эквивалент­ные друг другу. Аппарат современного математического модели­рования опирается на методы индукции. Опрос общественного мне­ния — типичный пример использования методов индукции для определения общей тенденции исследуемого явления. Дедукция, т.е. метод поиска решения от общего к частному, более простой, кратчайший способ формирования умозаключения. Логическая си­стема дедукции, основанная на понятии силлогизма, была сфор­мулирована Аристотелем и состоит из трех суждений: двух посы­лок и заключения. Строгость и непротиворечивость силлогистики используются в методах математической логики. Метод дедукции можно проиллюстрировать примером: "Государственная Дума Рос­сии состоит из честных избранников народа. Иванов — нечестный человек. Следовательно, он не будет избран депутатом Госдумы". Что ж, будем верить в непогрешимость этого силлогизма...

Нет, пожалуй, ничего более сложного, чем искусство веде­ния диалога. Оценка личности в обществе и объективная самооцен­ка (что особенно сложно!) чаще всего зависят от того, где, как и что было сказано, хотя значение поступка, акта, действия неиз­меримо важнее. Диалог кроме обмена информацией и эмоциями способствует социально-психологической адаптации, формирует отношение к себе и к обществу. В процессе общения вырабатыва­ется умение слушать, доказывать, разрешить конфликт, создавать доверительную и содержательную атмосферу во время бесе­ды. Владение всеми возможностями и особенностями диалога, коммуникативной технологией — важный признак профессионализма. Специалист в области науки и искусства управления должен:

— уметь формулировать цели и задачи диалога;

— владеть всеми формами делового общения: беседа, спор, полемика, дискуссия, прения, диспут, деловое совещание, "круг­лый стол", командная деловая игра, переговоры, торги;

— иметь навык доказывать и обосновывать, четко аргументи­ровать и ненавязчиво убеждать, критиковать и опровергать, дос­тигать соглашений, компромиссов, корректировать поведение оп­понента и его оценки;

— владеть речевым и служебным этикетом и уметь его ис­пользовать.

Искусство управления основное внимание уделяет речевому (вербальному) общению и умению организовать его в различных формах с применением в каждом случае своих особых методик и процедур.

Беседа. Пожалуй, беседа является одной из самых распрост­раненных форм общения между людьми и в каждом случае имеет­ся своя специфика, определенная методика, правила реализации. Беседа может протекать между равными по своему социальному и интеллектуальному уровню партнерами, между начальником и подчиненным, мужчиной и женщиной, учителем и учеником, взрос­лым и ребенком. И каждый раз, в каждом конкретном случае име­ется свой, проверенный всем опытом человечества, стиль, сценарий и драматургия. Даже самая "пустая, светская" беседа должна иметь четкую цель — это общее правило для любых форм обще­ния. Очевидно, что целью случайной, незапланированной беседы может быть просто приятный, необременительный диалог, когда каждый из собеседников старается быть вежливым, учтивым собе­седником и тема их непринужденного разговора должна быть ин­тересной для каждого из них. Особенно важно соблюдать это не­хитрое правило в беседе с женщиной. Профессионализм, хорошее воспитание, высокий уровень интеллекта, знание правил этикета позволяют избежать пошлости, стереотипа в выборе тем и в мане­ре ведения беседы. Грустное впечатление производит доморощен­ный "светский лев", начинающий беседу с меткого замечания: "Се­годня прекрасная погода, не правда ли?"

Особого искусства и такта требует беседа старшего с млад­шим, и мало кто их мэтров может избежать соблазна говорить снисходительно-менторским тоном, поучать и наставлять, перей­ти на одностороннее "ты", повышать голос и, наслаждаясь безза­щитностью оппонента, упражняться в остроумии и сарказме. Тон приказа уместен только при экстремальных ситуациях, просьба или поручение действуют эффективнее, чем приказ. Успех дело­вой беседы во многом зависит от знания психических и интеллек­туальных особенностей собеседника, его проблем и желаний. Обычно собеседник реагирует на слово эмоционально — мимика, жест, интонация, выражение лица позволяют определить его реакцию на сказанное и внести необходимые коррективы. Никогда не сле­дует быть абсолютно уверенным в силе своей аргументации и, что еще опасней, недооценивать ум и профессионализм оппонента. Навязчивость, неумеренный пафос, панибратство, скрытые угро­зы, шантаж обычно дают обратный эффект, вызывают явное или скрытое противодействие.

Деловой разговор. Обычно разговор деловых партнеров воз­никает якобы случайно, по ходу дела, как реакция на сложившу­юся ситуацию, иногда и на спровоцированный инцидент. Цель де­лового разговора — достижение соглашения на основе обмена ин­формацией, определение позиций или получение дополнительных сведений по существу возникшего вопроса. Но этому разговору всегда предшествует длительный период раздумий, изучение си­туации, позиции оппонента, и желание обсудить с ним возникшую проблему появляется отнюдь не спонтанно. Специалист, ведущий деловой разговор, всегда старается подготовить собеседника к общению, помня о важности создания атмосферы доверительности, симпатии (то, что психологи называют аттракцией), и начинает разговор с общих положений, которые не могут вызвать у собе­седника отрицательных реакций. Важно вновь подчеркнуть, что любое деловое общение должно иметь ясную цель, еще лучше, если эта цель сформулирована так, чтобы она стала общей для обеих сторон. Разумность принимаемого решения во многом зави­сит от объективной констатации сильных и слабых сторон своей позиции, как и мнений других участников разговора. Зная или выяснив расхождения в понимании цели (или путей, ведущих к ней) и подчеркнув уважительное отношение к праву оппонента иметь собственное мнение, рассматриваются различные варианты достижения паритетного соглашения. Если в разговоре, совещании принимают участие несколько человек, то разумнее первым выс­лушать мнение того, кто занимает более низкое служебное поло­жение, т.е. предоставлять слово в очередности, обратной офици­альному статусу участников совещания.

Непоправимый урон деловому общению будет нанесен, если решение обсуждаемый проблемы будет зависеть не от объектив­ных критериев, а от симпатии или антипатии, от межличностных отношений с позиций личных выгод и амбиций, когда фактически "Осуждается не проблема, а ее носитель. Деловой разговор будет конструктивным только тогда, когда предметом обсуждения будет исследуемый прецедент, а не отношение к партнеру. Еще римское право, рассматривая аспекты объективности решения проблемы, ставило вопрос cui prodest — кому выгодно? Если все же решение принимается, то оно носит скорее характер сговора, альян­са, а не делового общения. Диалог будет плодотворным, если об­ратная связь с оппонентом, его реакции будут находиться под по­стоянным доброжелательным и тактичным контролем. Разумнее делиться своими наблюдениями, остерегаясь безапелляционных оценок, выводов и окончательных заключений. Особую тактичность следует проявлять, если необходимо давать советы, планировать совместные действия. Но прагматично мыслящие специалисты считают, что беседа эффективна, если она является средством получения, а не выдачи информации.

Другая опасность подстерегает участников делового разгово­ра, если один из них непоколебимо убежден в своей абсолютной правоте. Достижение компромисса в такой ситуации крайне за­труднено, а само ведение разговора оставляет тягостное впечат­ление. Крайне неприятное впечатление производит низкая куль­тура деловой речи, изобилующей словами-паразитами: "так ска­зать", "значит", "это самое" (для женщин, любящих "это самое", придуман шутниками даже термин — "этосамки"). Иногда собесед­ник настолько увлекается своей речью, что не замечает много­значности своих суждений и может попасть в неловкое положение. Приводится такой шедевр ораторского искусства [63]: "Другой наш фермер широко применяет разовые опоросы. Он уже покрыл 145 разовых свиноматок, что дало в итоге около 1200 поросят. В сле­дующем году он надеется покрыть еще больше".

Спор. "В споре рождается истина" — так ли это? Трудно припомнить случай, чтобы в итоге полемики во время предвыбор­ной кампании, споров футбольных болельщиков, религиозных фа­натиков или, наконец, семейных баталий появилась на свет эта самая истина. Ведь чаще всего целью спора является не поиск решения спорной проблемы, а утверждение, отстаивание собствен­ного, несомненно, единственно верного мнения по данному вопросу. Методы аргументации, установление каких-либо правил и процедур считаются спорящими совершенно излишними, и логика спора ведет к конфликту, к неупорядочной войне мнений, ведь известно, что человек верит в то, во что он хочет верить.

Каждый новый аргумент в споре направлен на отрицание довода оппонента, иногда забывается в пылу полемики и сам спор­ный тезис, появляются новые и новые непримиримые позиции, нюансы. Для спора характерен любой способ опровержения, отри­цания тезисов оппонента, конфликтность и антагонистичность мнений, но никак не поиск компромисса. И если один из спорящих, более подготовленный или более громогласный, окончательно овладевает полем битвы спора, то посрамленный, исчерпав все свои аргументы и охрипший в пылу сражения, в итоге все же остается при своем мнении, но приобретя при этом стойкую неприязнь к противнику.

И все-таки, несмотря на непримиримость спора и важность отстаиваемого принципа, культурный, воспитанный и опытный человек обязан стараться не переходить границы допустимого тона, не оскорбить партнера и не нажить в его лице врага. Благородный человек не будет безжалостно срамить, "загонять в угол" больно­го или перенесшего душевную травму оппонента и будет щадить его самолюбие. Кстати, такая деликатность часто ведет к сложно­му внутреннему конфликту: желание эффектно победить с исполь­зованием резких и сильных доводов борется с опасением нанести непоправимый ущерб репутации оппонента и своим отношениям с ним. Но отказ от явной и скорой победы в споре, от жесткого ис­пользования своей несомненно выигрышной позиции дает неизме­римо большее — сохранение чувства собственного достоинства.

Рассуждая об этике спора, уместно напомнить рекомендации Аристотеля ("Топика"), утверждавшего, что спорить можно лишь с тем, кто прислушивается к доводам противника, опирается на аргументы, а не на сентенции, и избегать спора, если оппонент настолько глуп, что вместо доводов придется слушать такие ос­корбительные нелепости, что в итоге будет стыдно за свое учас­тие в этой перебранке.

Позже, исследуя методы искусства управления, мы вновь вер­немся к проблеме спора и рассмотрим конкретные методики его ведения (метод Сократа, метод трех раундов и т.д.) и задумаемся о том, когда разумнее уклониться от спора и когда это сделать, увы, нельзя. И уж если необходимо вести спор, то еще со времен античной риторики разработаны некоторые практические советы: активность позиции (желательно в корректной, лояльной форме), при которой оппонент вынужден оправдываться, давать пояснения и отвечать на вопросы; каждый этап спора должен (как в шахматной игре) приносить тактические преимущества, усиливать и захватывать инициативу — острая атака на слабый тезис или доведе­ние этого тезиса до абсурда и т.п.; обращение с заявлением не к активному участнику спора, а к неформальному лидеру противо­положной стороны, что может привести к микроконфликту в лаге­ре оппонента; повышение тона спора до определенного предела, смещение акцентов в оценке позиции противника, маневр, уход на слабой позиции на другой, хорошо аргументированный элемент проблемы и, наконец, при равных позициях умение самому сделать первый шаг к соглашению (по шахматной терминологии — предложить ничью) и достойно выйти из спора.

Трудно сохранить объективность в споре, понять точку зре­ния оппонента. Виной этому чаще всего является убежденность в непогрешимости своей позиции, в несомненном благородстве своих целей и помыслов. Эта иллюзия подразумевает сомнительность моральных принципов противника, его корыстность и нечистоп­лотность. А уверенность в собственном благородстве позволяет с чистой совестью и открытым забралом вести этот рыцарский тур­нир до полного посрамления противника. Тем более что недостат­ки, ошибки противника столь очевидны ("соломинка в глазу друго­го"), что некоторая некорректность своего поведения вполне оп­равданна.

12.5. Искусство социально-политической аргументации

Поощрение после порицания подобно солнцу после дождя.

И. Гете

С самого начала перестройки в СССР был взят ориентир на отказ от холодной войны, на установление политической атмосфе­ры межгосударственного сотрудничества, на поиски политических и военных компромиссов. Ведение диалога между государственны­ми системами и военными блоками потребовало создания новой системы социально-политической аргументации, формирования иного взгляда на социальные процессы и новых моральных оценок общественного сотрудничества. И если в межгосударственных от­ношениях этот процесс дал ощутимые результаты, то внутри стра­ны возник сложный клубок партийных, национальных и личност­ных амбиций, разрушительного сепаратизма и конфронтации.

Анализ общественных отношений в любом историческом от­резке времени и в любой стране позволяет выявить характерное идеологическое мировоззрение: ориентированное, во-первых, на перспективы развития общества и, во вторых, на сохранение ус­тойчивости социальной системы на позициях, отвечающих интере­сам отдельных партий, социальных групп, сословий, кланов или амбициозных личностей. Идеологи этих враждующих политичес­ких течений прибегают к продуманной системе социально-полити­ческой аргументации, не брезгуя в своей борьбе политической спекуляцией, демагогией и популизмом. Больной общественный орга­низм, кризисная ситуация в обществе, особенно когда разрушает­ся официальная идеология, постоянно порождают популизм, как одну из опаснейших форм социальной демагогии. История и обще­ство неразборчивы в выборе кандидата на роль очередного "мес­сии", знающего якобы кратчайший и единственно верный выход из кризиса. Это может быть и ученый, получивший свои звания за доказательство уже рухнувших догм, и беспринципный полити­кан, безжалостно разрушавший созданное и знающий "шта, хде и когда" надо делать ради своей политической карьеры, и воен­ный, от ефрейтора до генерала, олицетворяющий "сильную руку, твердую власть и хозяина", и громогласный болтун, который лег­ко обещает каждому поллитровку за 2 рубля, особые права корен­ной нации и каждой женщине вполне еще годящегося мужчину. Популизм, прикрываясь социально-политической аргументацией типа "мне народ доверил", "воров — к ответу!", "наш многострадальный русский народ", всегда разрушает, а не создает, критикует вне­шние, лежащие на поверхности явления общественной жизни, но не понимает сложную взаимосвязь и противоречие этих проблем.

Теория и практика управления за последние годы особое вни­мание уделяют проблемам социологии массовых коммуникаций (mass media) и основательно изучает процесс формирования обществен­ных связей и отношений (public relations). Методы воздействия на общество, на коллектив интересуют сейчас не только политоло­гов, но и руководителей предприятий, коммерсантов различного уровня, специалистов в области менеджмента и маркетинга. Осо­бый интерес проявляется к организации и методам проведения массовых мероприятий от собрания коллектива до митинга. Даже проведение обычного общего собрания коллектива требует от руководителя особых дополнительных знаний и опыта, а выступле­ние на митинге — одно из самых сложных испытаний для оратора.

Собрание подчиняется определенному порядку; здесь замет­но влияние авторитета начальника, собравшиеся шумят, смеют­ся, рассаживаясь по местам, некоторые переговариваются друг с другом, шутят. Самые мудрые садятся в задних рядах, считая, что собрание что-то вроде сиесты в конце напряженного рабоче­го дня и можно будет подремать или сбежать при возможности — словом, царит спокойная и благодушная атмосфера. Если не об­суждается какой-либо острый, задевающий интересы коллектива вопрос, то выступление на таком рядовом собрании для опытного оратора не составляет особого труда, хотя также требует специ­альной подготовки. Иное дело, если оратору предстоит выступать перед враждебно настроенной аудиторией, которая заранее гото­ва отрицать любые аргументы и доводы, если они противоречат ее мнению. Выступающий должен быть готов к любой реакции такой аудитории: от ироничного скепсиса и враждебных выкриков до насилия, что уже, увы, не раз бывало в нашей истории.

Чем может помочь наука и искусство управления в такой слож­ной, экстремальной ситуации? Какой дать совет? Уклониться от выступления перед негативно настроенной аудиторией? Что ж, мудро. А если нельзя? Если честь, достоинство, благородные цели безоговорочно требуют проявить высокое мужество, иначе чело­век будет обречен на муки совести за свой трусливый поступок? А если уклониться от спора, согласиться на компромисс, найти аль­тернативный вариант и свое выступление построить на этой основе? Тогда кроме угрызений совести не миновать остракизма своих единомышленников, которые расценят такое поведение как предательство. Что ж, если нет, других, менее рискованных вариан­тов, остается только принять вызов, выступить и сделать все, чтобы убедить слушателей в своей правоте. В этом случае полезно при­слушаться к рекомендациям искусства управления, тем более что уже многие мыслители анализировали эту проблему. Суть этих рекомендаций сводится к следующему:

— человек, рискнувший вступить в единоборство с враждеб­но настроенным коллективом, а тем более с толпой, должен четко понимать сложность своего положения, не надеяться на счастли­вую случайность, должен быть собранным, хладнокровным, жест­ко обуздать свои эмоции и, помня, что на карту поставлены его репутация и дело, которое отстаивает, обязан особенно тщатель­но продумать свое поведение на трибуне. Помнить об "эффекте первых фраз" и подготовить их, определить свое место на подиу­ме, позу, выражение лица, жестикуляцию и т.п.;

— заранее четко и лаконично сформулировать цель, т.е. ту идею, ради которой он выступает;

— по мере возможности заранее изучить аудиторию, опреде­лить, кто является формальным или неформальным лидером оп­позиции и в какой точке зала он находится. Знать и своих, пусть пока немногочисленных, потенциальных союзников и, если это возможно, еще до своего выступления установить с ними нефор­мальные контакты;

— подготовить ответы на возможные деловые и провокацион­ные вопросы. Эти ответы должны быть профессионально четкими, убедительными, поскольку люди крайне негативно реагируют на расплывчатые, обтекаемые ответы;

— несколько упростить свою речь, сделать ее афористичной, чаще прибегать к знакомым основной массе людей речевым стан­дартам и стереотипам;

— помнить, что разрядить обстановку наиболее успешно мо­жет даже не логика рассуждений, а эмоции, и особенно юмор;

— рекомендуется выступать не с трибуны и не за столом пре­зидиума, а выйти вперед, ближе к аудитории, выражая этим свое доверие к Собравшимся, и говорить с чувством собственного дос­тоинства и уверенности, "глаза в глаза";

— стараться создать дискуссию среди собравшихся, т.е. рас­колоть их монолитное единство. И все-таки эти рекомендации при­менимы в первую очередь в том случае, когда оратор выступает на собрании, перед однородным по своему составу коллективом — собрание все-таки подчиняется определенным правилам и воле администратора, а вот толпа...

Толпа, даже охваченная в лучших традициях нашего време­ни плотным кольцом милиции с дубинками и щитами, войсками и танками, не всегда ведет себя послушно и верноподданно. Толпа, эта тысячеглазая гидра, не подчиняется законам привычной логи­ки и морали, это не арифметическая сумма личностей, а новое образование, новый организм, живущий по своим законам. У тол­пы много голов, но мало мозгов.

"...Впереди себя Пилат площади уже не увидел — ее съела толпа. Лишь только белый плащ с багряной подбивкой возник на высоте на каменном утесе над краем человеческого моря, незря­чему Пилату в уши ударила звуковая волна: "Га-а-а..." Она начала негромко, зародившись где-то вдали у гипподрома, потом стала громоподобной и, продержавшись несколько секунд, начала спа­дать. "Увидели меня", — подумал прокуратор. Волна не дошла до низшей точки и неожиданно стала опять вырастать и, качаясь, поднялась выше первой, и на второй волне, как на морском валу вскипает пена, вскипел свист и отдельные, сквозь гром различи­мые женские стоны. "Это их ввели на помост, — подумал Пи­лат, — а стоны оттого, что задавили несколько женщин, когда толпа подалась вперед". Он выждал некоторое время, зная, что никакою силой нельзя заставить умолкнуть толпу, пока она не выдохнет все, что накопилось у нее внутри, и не смолкнет сама. Пилат выкрикивал слова и в то же время слушал, как на смену гулу идет великая тишина. Он сделал еще одну паузу, задерживая имя, проверяя, все ли сказал, потому что знал, что мертвый го­род воскреснет после произнесения имени счастливца и никакие дальнейшие слова слышны быть не могут. И, раскатав букву "р" над молчавшим городом, он прокричал:

— Вар-Равван!

Тут ему показалось, что солнце, зазвенев, лопнуло над ним и залило огнем уши. В этом огне бушевал рев, визги, стоны, хохот и свист".

Да, Булгаков прекрасно знал характер, повадки толпы, это­го страшного монстра, и боялся ее. А вспомните толпу разъяренных женщин в "Жерминале" Э. Золя, несущих на шесте оторван­ные половые органы их ненавистного врага. Вспомните бесконеч­ные митинги после октябрьского переворота 1917 г., сколько лю­дей погибло тогда под сапогами разъяренных толп, трагедию Ходынского поля, Трубную площадь во время похорон Сталина, нюрн­бергские вакханалии нацистов. А массовую истерию фанатов эст­радных звезд, толпы футбольных болельщиков, панику при пожа­ре, процессии залитых кровью мусульманских фанатиков, экстаз массовых самосожжений русских раскольников...

Вот немного статистики, взятой только из омерзительной ле­тописи "подвигов" футбольных болельщиков. В 1946 г. во время побоища на стадионе английского города Бостон погибло 33 чело­века, а более 500 получили ранения; 1961 г. — матч сборных Чили и Бразилии, убито 5 человек; 1964 г., Лима, матч Перу — Арген­тина — убито 300 (!) человек и 500 ранено. Достаточно? Список можно было и продолжить, любопытно то, что социологические опросы показали крайне низкий процент действительно компетен­тных знатоков футбола среди этих неистовствующих фанатов.

Толпа может сделать все, способна на массовый героизм ("на миру и смерть красна!") и на изуверскую жестокость, если заста­вить работать скрытый механизм ее эмоций. Умело воздействуя на чувства толпы, внушая и многократно повторяя простые, ясные, хлестко сформулированные высокие или низменные идеи, страс­ти можно превратить в негодование, личную находчивость — в массовую трусость, трения — в недоверие, предрассудки — в ярость. Толпа иррациональна, она живет больше инстинктами, подража­нием, верой, чем логикой. В толпе личность утрачивает чувство ответственности, и если толпа достигла психологической общнос­ти, монолитности, то ее поведение будет обусловливаться стад­ным инстинктом и такими примитивными инстинктами социально­го поведения, как агрессивность, трусливое паническое бегство, приобретение любой ценой.

В работах Ф. Ницше, 3. Фрейда, Г. Лебона подчеркивается приверженность общества к незамысловатой триаде: вождь — эли­та — массы (массы всегда ищут вождя, жизнь — воля к власти, все дурное — от слабости). Их многочисленные последователи хо­рошо овладели этой несложной формулой и боязливо-пренебре­жительным отношением к массам. Ведь если толпа, как океан, ста­новится грозной лишь во время бури, то в штиль она не имеет каких-либо прав и лишена воли к действию.

Степень воздействия на толпу зависит от мастерства оратора и от уровня культуры участников митинга, от тех идеалов, фети­шей, символов, которыми восхищается большинство и которые вызывают наиболее яркие эмоции. Люди с невысокой культурой более внушаемы, охотно и безоговорочно следуют за понравив­шимся оратором, особенно если он говорит на языке их общения, пользуется их привычными стереотипами, штампами, их жарго­ном, а не языком образованных, интеллигентных людей. Толпа чувствует себя особо сплоченной, монолитной, если людей объединяет что-то безусловно понятное всем, какой-то только ей при­сущий четкий признак, ясно разделяющий людей на своих и чу­жих, врагов. Этим примитивным штампом тысячелетиями пользу­ются националисты, религиозные фанатики всех мастей и партийные функционеры. Такой метод политической борьбы, как "попу­лизм", известен еще со времен Древнего Рима, когда римская знать искусно возбуждала толпу и, не жалея черной краски и несбыточных обещаний, натравливала ее на власть имущих. При угрозе военных действий, политических катаклизмах или при сти­хийных бедствиях совершенно необходимо сплотить неорганизо­ванную и, как правило, деморализованную массу людей и напра­вить их энергию на выполнение целесообразных акций, применить жесткий принцип централизации управления, единоначалия. И самый верный способ добиться желаемого — не только взывать к коллективному разуму, а скорее и в первую очередь ориентиро­ваться на эмоции, чувства людей.

Крайняя форма власти, господства толпы — охлократия (от греч. ohlos — толпа), когда толпа не признает и не подчиняется нормам права и морали. Охлократия известна с древнейших вре­мен, этой тяжелой болезнью переболели все народы, ее рецидивы продолжают угрожать и современному обществу. Как только на­ступает кризис социально-политического строя общества, возни­кает угроза охлократии, отрицающей законы государства, инсти­туты власти и общественную мораль. Толпа, возглавляемая вож­дем, атаманом, "батькой", охотно руководствуется примитивны­ми лозунгами типа "Хватит пить кровушку народную!", "Грабь награбленное!" и легко идет на погромы и массовое кровопролитие. Как бы историки ни пытались украсить образ Робина Гуда или Стеньки Разина, охлократия не меняет своей кровожадной сути. Хочется надеяться, что вечевой колокол России, веками будора­жащий покой людей и призывающий на новые битвы, на нескон­чаемую борьбу, вскоре замолчит навсегда и воцарятся на нашей многострадальной земле мир и согласие.

12.6. Культура речи

Ты один мне поддержка и опора,

о великий, могучий, правдивый

и свободный русский язык!

И. С. Тургенев

Известный публицист и крупный ученый-юрист А. Ф. Кони говорил: "Нужно знать предмет, о котором говоришь, в точности и подробности, выяснив себе вполне его положительные и отри­цательные свойства; нужно знать свой родной язык и уметь пользо­ваться его гибкостью, богатством и своеобразными оборотами". Куль­тура речи — единство многих составляющих: произношения, дик­ции, богатства словарного запаса, логической стройности, грам­матической правильности и даже культуры жестов и мимики. Вла­деющий словом — владеет людьми. Казалось, безвозвратно ушли в прошлое шепелявые, косноязычные "лекторы по распростране­нию", что уже не 40 процентов, а много меньше "доцентов носят свои документы в портфелях" — нет, безжалостное издеватель­ство над русским языком все еще продолжается. Многочисленные новые радиостанции и телевизионные студии предпочитают при­нимать на работу дикторов и приглашать на интервью лиц с явны­ми дефектами речи. Кандидаты в депутаты, претенденты в прези­денты, вожди партий, союзов, ассоциаций и фракций объявили настоящий бой нашему великому, могучему и многострадальному языку. Коверкаются слова, произвольно ставятся ударения, ши­роко применяются словечки воровского жаргона, а иногда и от­кровенная брань, простые, ясные русские слова заменяются без всякой нужды иностранными.

Велик соблазн привести бесконечные примеры этого языко­вого вандализма, доставшегося нам от сталинских времен, когда культурная, интеллигентная речь была несомненным признаком "социально чуждого элемента".

Печально, когда филологи, грамотные, образованные специ­алисты начинают авторитетно, профессионально закреплять и обосновывать весьма сомнительные языковые находки, — это уже грозный симптом. В 1995 г. вышла интересная и полезная книга Н. Н. Ивакиной "Культура судебной речи", в которой, естественно, говорится о культуре речи и как образец этой культуры приводится такой пример: "Мудрый ответ дал академик И. П. Бардин на вопрос, как правильно говорить: километр или километр. "Когда как. На заседании президиума Академии — километр, иначе академик Ви­ноградов морщиться будет. Ну, а на Новотульском заводе, конечно, километр, а то подумают, что зазнался Бардин". Понравилось? Дело не в Бардине, он академик, у него заслуг, наград и работ целый километр, но автор — борец за культуру речи?

Отвечая на вопрос, следует начать с обязательного "э-э-э", а потом: "Видите ли...", эти речевые странности — обязательны для культурной, интеллигентной речи той социальной прослойки, к которой причислял себя Васисуалий Лоханкин. Образованный че­ловек не может обходиться простым русскими словами, нужно как можно чаще заменять их иностранными. Совершенно неприлично говорить: цех не работает, нужно — не функционирует, перевоз­ка кирпича — нет, транспортировка, двойственность пережива­ний — нет, амбивалентность!

Вестернизация коснулась не только всех видов искусства и сфер быта, но и языка, особенно официального и научного. Про­верьте себя, какие из этих слов вам понятны: партисипативность, релевантность, аутплейсмент, коачинг, абсентеизм. Весьма обога­тили русский язык представители таких особо интеллектуальных профессий, как спорт и эстрада: римейк, овертайм, хитпарад и т.п.

И чем больше в тексте неведомых терминов, чем сложнее, тяжелее конструкция фразы, тем более серьезной, классически строгой считается научная статья или доклад на солидном симпо­зиуме. "Видите ли, модель поведения не является прямым синони­мом Поведенческой схемы, так же как Схематическое поведение нельзя назвать — в строгом смысле — антонимом Поведенческого схематизма", — глубокомысленно изрекает герой С. Н. Паркинсона.

Но настоящим шедевром и недостижимой вершиной профессионального красноречия, вызывающим бессильную зависть и тщетный скрежет зубовный у всего ученого мира, является, несомнен­но, эпически-торжественный стиль научных медицинских трудов. "Показаниями к превентивной реваскуляризации головного мозга является гемодинамически значимый стеноз или патологическая извитость внутренней сонной артерии, наличие эмбологенной бляш­ки бифуркации сонной артерии со стенозом не менее 50%, крити­ческий стеноз или окклюзия подключичной артерии с постоянным синдромом позвоночно-подключичного обкрадывания, гиподинамически значимый стеноз или окклюзия брахиоцефального ствола, гиподинамически значимое поражение позвоночной артерии при наличии клинической картины вертебробазилярной недостаточно­сти" (журнал "Грудная и сердечно-сосудистая хирургия". № 4. 1998. С. 34). Согласитесь, есть чему поучиться у этого масштабного, "ги­подинамически значимого" пассажа многим математикам и социо­логам!

Казалось бы, что хорошо поставленная речь культурного че­ловека не нуждается в языке жестов. Но многое зависит от наци­ональной, интеллектуальной и культурной традиции того социу­ма, в котором сформировалась личность человека. Жесты японско­го бизнесмена, буддийского монаха или арабского кочевника пре­дельно лаконичны — и вспомните яростную, страстную жестику­ляцию героев фильмов великого Федерико Феллини! Часто и в повседневной жизни можно наблюдать, как речь говорящего (даже по телефону!) постоянно дополняется гримасами, пожатием плеч, размахиванием рук, уж очень хочется человеку дать выход своим эмоциям, даже если они адресованы только телефонной трубке.

Бывают случаи, когда жест чрезвычайно выразителен и весо­мо дополняет слово. Вспоминается рассказ заслуженного, много повидавшего фронтовика, которые был вызван вместе с группой военачальников к И. В. Сталину после сокрушительного пораже­ния наших войск под Харьковом. Сталин пристально посмотрел в глаза неподвижно замершим военным, неторопливым жестом ука­зал на них и тихо сказал: "Расстрелять...", и не спеша дойдя до своего стола, добавил: "...нужно было бы вас. Возвращайтесь на фронт и через неделю доложите о коренном переломе ситуации". Эта пауза и жест руки Сталина с зажатой между пальцами трубкой запомнились на всю жизнь...

Каждый может вспомнить хотя и не такие страшные, но весь­ма досадные случаи, когда, спросив у встречного дорогу и дове­ряя его разъяснениям и энергичной жестикуляции, он двигался в совершенно неверном направлении. Помогли ли нам эти жесты? Бить себя кулаком в грудь или по начальственному столу, жест "позвольте вам выйти вон", лес раскачивающихся рук во время поп-концерта, суетливая жестикуляция во время теледиспутов — все это производит удручающее впечатление и свидетельствует о скудном словарном запасе, умственной лени и плохом воспитании.

Есть еще одна весьма деликатная тема для размышлений о культуре речи — "крепкие слова", а проще — русский мат, пре­словутая ненормативная лексика. Можно, конечно, не обсуждать эту проблему, сделать вид, что матерных слов в русском языке не существует, во всяком случае в советских энциклопедических словарях слово "мат" отсутствует, так как советский человек "не применял" нецензурных слов, но все-таки иногда, в отдельных нетипичных случаях приходится слышать матерную брань. А уж если откровенно, то ругались и ругаются практически все: и ста­рые и малые, мужчины и женщины, от забулдыги-пьяницы до рафинированного интеллигента. Может быть, это явление благо­словил еще В. И. Ленин, дав свое знаменитое определение интел­лигенции, хотя лингвисты легко докажут древнее происхождение мата как наследия Рюриковичей.

Особо страшное впечатление производит мат среди подрост­ков, на молодежных вечеринках и в неясных устах милых деву­шек, хотя "неплохо" звучит он как в солдатских казармах, так и в беседах артистов и художников. Правда, "воспитанные", культур­ные девушки, "из аристократок", вместо известных слов часто употребляют выражения типа "бляха-муха", "блин горелый" или еще короче — "во блин!". Теперь не принято говорить: "Я тебя люблю", нужно выражаться современным языком — "Я тащусь от тебя". Не следует ханжески причитать — ну и молодежь пошла! — всегда существовал этот молодежно-подростковый сленг. В 60-е годы школьники и студенты обращались друг к другу не иначе как "ста­рик", девушек называли "чувихи", а потом и совсем непочтитель­но — "телки" и т.п. Но странно, когда взрослые дяди и тети на телеэкране, заигрывая с молодежью, употребляют словечки из под­росткового лексикона.

Какой же должна быть речь руководителя? Существуют разные, как ни странно, точки зрения. Приходилось слышать восторженно-одобрительное: "А наш генеральный, во мужик, так послал меня!" А вот мнение весьма компетентного специалиста по практическому менеджменту [70]: "Некоторые руководители считают, что крепкое словцо никогда не лишне, оно якобы помогает в любых случаях. В этом, конечно, есть известная доля правды. Однако по отношению к кому крепкое словцо выступает как стимулирую­щий фактор? Известно — только угодникам и безынициативным исполнителям. Людей самостоятельных, охваченных творческим порывом, крепкое словцо дезорганизует". Вот так-то...

Есть, правда, еще одно мнение — никогда, ни при каких обстоятельствах, даже в мужских компаниях, за рюмкой водки, рассказывая анекдоты, нельзя применять матерные слова. Тем более на совещаниях, во время "разноса" нерадивого исполните­ля, никогда! Размышляя об этом, вдумайтесь в буквальный смысл матерных слов... и пощадите наших матерей!

Высокая роль культуры речи, ораторского искусства в управ­лении обществом была ясна людям еще с древнейших времен. За­мечательно говорил о могуществе оратора, владеющего "боже­ственным даром" великий Цицерон (106—43 гг. до н.э.): "Он может безбоязненно пребывать даже среди вооруженных врагов, ограж­денный не только своим жезлом, сколько своим званием оратора; он может своим словом вызвать негодование сограждан и низверг­нуть кару на виновного в преступлении и обмане, а невинного силой своего дарования спасти от суда и наказания; он способен побудить робкий и нерешительный народ к подвигу, способен вы­вести его из заблуждения, способен воспламенить против негодяев и унять ропот против достойных мужей; он умеет, наконец, одним своим словом и взволновать и успокоить любые людские страсти, когда этого требуют обстоятельства дела".

Жаль, что современные общественные деятели своим словом чаще всего могут лишь "вызывать негодование сограждан"...

Вопросы для самопроверки:

1. Какова роль и значение ораторского искусства в управлен­ческом воздействии?

2. Каковы особенности и формы делового общения?

3. Что формирует культуру и эффективность деловой и соци­ально-политической аргументации?

4. Роль культуры речи при формировании имиджа и репута­ции руководителя.